Притворные сделки в судебной практике

Гражданский кодекс РФ (далее по тексту ГК РФ) признает сделку притворной, если она совершена для прикрытия другой сделки (п. 1 ст. 170 ГК РФ). Такое определение означает, что разрешение проблемы притворных сделок возможно при одновременном анализе и притворной, и прикрываемой сделок. Оценка каждой из них связана с определенными трудностями при выявлении признаков притворности, определении характера прикрываемой сделки и признании ее действительности. Особую сложность в этом перечне представляют вопросы, связанные с прикрываемыми сделками. ГК РФ 1994 года фактически без изменений воспроизвел содержавшиеся в предшествующем Кодексе положения об этом виде сделок. В п. 2 ст. 170 ГК РФ, так же как это было в ч. 2 ст. 53 ГК РСФСР, указано, что к прикрываемой сделке должны применяться правила, относящиеся к той сделке, которую стороны имели в виду.

 Несмотря на то, что приведенная формула длительное время содержится в гражданском законодательстве, единого подхода к толкованию "правил, относящихся к сделке" не было сформулировано.

 Следует ли под правилами понимать совокупность требований к форме и содержанию сделки, соблюдению условий о государственной регистрации, т.е. всех тех положений, с которыми Кодекс связывает возникновение у сторон сделки прав и обязанностей?

 Или же специфика притворной сделки, призванной скрыть и, следовательно, воспрепятствовать установлению истинного волеизъявления, должна иметь упрощенную процедуру, исключающую некоторые предписания, предъявляемые к открытым сделкам?

 В судебной практике эти вопросы возникали, однако, единой позиции по ним суды не выработали, и более того, Верховный Суд РФ высказывал взаимоисключающие суждения.

 Показательны в этом отношении следующие примеры.

 По соглашению, оформленному долговой распиской, один участник передал другому денежную сумму. Возникший впоследствии спор о природе совершенной сделки - являлась ли она договором займа или договором поручения, был рассмотрен судом.

 Районный суд, коллегия по гражданским делам и президиум областного суда, оценивая спорные правоотношения, признали, что сторонами заключена притворная сделка, в которой договором займа прикрывался договор поручения. Далее был сделан вывод о необходимости распространения на прикрываемую сделку общего правила о форме, а так как необходимая для договора поручения простая письменная форма не была соблюдена, утверждалось, что стороны не могли ссылаться в его подтверждение на свидетельские показания. Исходя из такой оценки, судебные инстанции признали, что сторонами был заключен договор займа.

 Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР не согласилась с приведенными выводами. Отменяя в порядке надзора вынесенные по делу решения, коллегия указала, что в вопросе доказывания притворных сделок гражданско-процессуальное законодательство никаких исключений не содержит, и такие сделки могут подтверждаться всеми допустимыми средствами доказывания, в том числе свидетельскими показаниями.*(1)

 В приведенном примере обращает внимание очевидная противоречивость позиций районного и областного судов.

 Признав договор займа притворной сделкой, они проигнорировали требование о его недействительности. Между тем притворность сама по себе уже означает недействительность сделки и предполагает необходимость исследования реального волеизъявления сторон, которое скрывала такая сделка. По этой причине после вывода о притворном характере сделки необходимость возвращения к ее условиям теряет правовой смысл, объектом анализа в этом случае должна становиться только прикрываемая сделка. Конечно, ситуация, когда будут установлены обстоятельства, препятствующие признанию прикрываемой сделки действительной или заключенной, возможна, однако и при таком положении притворная сделка не может рассматриваться как действующая. Вопрос о правах и обязанностях сторон здесь следует разрешать только исходя из оценки прикрываемой сделки. Если констатируется ее недействительность, надлежит использовать правила реституции, если принимается решение о признании сделки незаключенной (при отсутствии существенных условий) - применяются положения о неосновательном обогащении.

 Говоря о позиции Верховного Суда РФ, следует отметить, что сформулированный им подход не нашел своего подтверждения в последующих решениях, а в определении, вынесенном в порядке надзора 17.06.03, коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ отошла от него. Обстоятельства, рассмотренного коллегией дела, следующие.

 Производственный кооператив предъявил иск о признании недействительным договора купли-продажи жилого дома и просил закрепить за ним права собственности на спорное строение.

 Как указал истец, в 1990 году ответчику, работнику кооператива, были выделены средства на покупку дома, который кооператив полагал использовать под служебные помещения. Полагая, что по действовавшему в то время законодательству домовладение, находящееся в личной собственности гражданина, не могло быть приобретено юридическим лицом, кооператив предложил ответчику оформить договор купли-продажи на свое имя. После приобретения дома истец переоборудовал его, возвел дополнительные постройки. Когда же в 1994 году необходимая документация была оформлена, ответчик отказался уступить кооперативу право собственности на дом.

 По иску кооператива Ворошиловский районный суд г. Волгограда признал договор купли-продажи дома притворной сделкой, применил на основании ст. 170 ГК РФ последствия его недействительности и закрепил за истцом право собственности на домовладение.

 Судебная коллегия по гражданским делам Волгоградского областного суда решение суда оставила без изменения.

 Президиум Волгоградского областного суда отклонил протест заместителя Председателя Верховного Суда РФ об отмене судебных постановлений.

 Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ по надзорной жалобе ответчика судебные решения отменила и передала дело на новое судебное рассмотрение.

 По мнению коллегии, правила, содержащиеся в п. 2 ст. 170 ГК РФ, к спорным правоотношениям не могли быть применены из-за того, что производственный кооператив не являлся стороной по договору купли-продажи жилого дома, а намерения одного участника на совершение притворной сделки недостаточно.

 Помимо этого было заявлено о необходимости распространения на прикрываемую сделку требований о ее форме.*(2)

 Как видим, коллегией Верховного Суда РФ оценивались правоотношения, которые, как и в предыдущем примере, возникли до введения в действие ГК РФ 1994 года, вместе с тем толкование положений о форме прикрываемой сделки оказалось диаметрально противоположным.

 Содержащееся в п. 2 ст. 170 ГК РФ утверждение о применении правил, относящихся к той сделке, которую стороны имели в виду на первый взгляд не должно предполагать отхода от общих требований, предъявляемых к сделкам, и в том числе требования о форме. При буквальном истолковании закона такой вывод возможен, однако его нельзя считать правильным. Оценивая прикрываемую сделку, не следует упускать из виду роль института притворной сделки в гражданском праве, призванного выявлять истинное волеизъявление участников гражданского оборота и тем самым обеспечивать его легальность. Игнорирование этого обстоятельства существенно затрудняет доказывание прикрываемых сделок. Нельзя ведь представить ситуацию, при которой стороны, совершая притворную сделку, будут надлежащим образом оформлять действительные правоотношения. Для того и заключается притворная сделка, чтобы скрыть истинные намерения участников, а когда они облечены в надлежащую форму, надобность в такой сделке отпадает. Если рассматривать проблему в этом контексте, вывод коллегии по гражданским делам Верховного Суда РФ не выглядит бесспорным. Более логичным представляется изложенный той же коллегией, но десятилетием раньше, взгляд на притворные сделки как на особый вид сделок, в отношении которых отсутствуют ограничения по допустимости устных доказательств.

 Несоблюдение требований о письменной форме не может препятствовать признанию прикрываемой сделки действительной и по другим основаниям.

 Притворная сделка представляет собой двуединое правовое явление, в котором объединены два правоотношения: одно из них - квазиправоотношение, не направлено на создание юридических последствий, второе - реальное, их предполагает, но не открыто. Существовать отдельно друг от друга эти правоотношения не могут, и потому если суд констатирует притворность сделки, он тем самым признает факт существования прикрываемой сделки, которую и надлежит оценивать. При этом условия прикрываемой сделки должны исследоваться не изолированно, а во взаимосвязи с притворной сделкой. Письменная форма притворной сделки в этом случае будет выступать в качестве письменного доказательства прикрытой сделки, что позволяет в соответствии с п. 1 ст. 162 ГК РФ преодолеть порок формы сделки.

 Таким же, как представляется, должен быть подход и к требованию о государственной регистрации перехода прав на недвижимое имущество по прикрываемым сделкам. Помимо доводов, высказанных по форме прикрываемого договора, в этом случае можно сослаться также на позицию Конституционного Суда РФ, высказанную в его определении от 5 июля 2001 г. "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы закрытого акционерного общества "СЭВЭНТ" на нарушение конституционных прав и свобод положениями пункта 1 статьи 165, пункта 3 статьи 433 и пункта 3 статьи 607 Гражданского кодекса РФ". По мнению Конституционного Суда, государственная регистрация призвана лишь удостоверить со стороны государства юридическую силу соответствующих правоустанавливающих документов, она не затрагивает содержания договора, не ограничивает предусмотренных им субъективных прав и ее отсутствие само по себе не может препятствовать возникновению правомочий владения, пользования и распоряжения имуществом, находящимся у лица на законных основаниях.*(3)

 Сделка оценивается как притворная при совокупности трех условий. Во-первых, при наличии и в прикрываемой, и в притворной сделке одних и тех же сторон. Во-вторых, воля сторон должна быть направлена на возникновение в прикрываемой сделке иных гражданско-правовых отношений по сравнению с закрепленными в притворной сделке. В-третьих, необходимо присутствие умышленной формы вины, свидетельствующей об осознании сторонами последствий своих действий в каждой из сделок.

 Следует подчеркнуть, что квалификация сделки как притворной возможна при наличии умысла на достижение цели прикрытия другой сделки у обеих сторон. Что касается требования о едином составе сторон в притворной и прикрываемой сделке, оно, как представляется, не может быть бесспорным. Вполне возможна ситуация, при которой сторона прикрываемой сделки, не участвуя в притворной, тем не менее осведомлена о цели притворной сделки и содействует ее достижению. В этом случае критерием оценки сделки с участием такого лица должны стать два других условия - умышленные действия и характер волеизъявления.

 Коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ по приведенному выше делу не признала договор купли-продажи строения притворной сделкой, поскольку кооператив в договоре участия не принимал, т.е. отсутствовало условие о неизменности состава сторон в обеих сделках. Сделав такой вывод, коллегия продолжала исследовать отношения кооператива и работника, однако правовой оценки им не дала. Между тем вывод о характере возникших при передаче денег правоотношений представляет определенный интерес с точки зрения отграничения притворных сделок от других соглашений.

 Как следует из описанных в публикации обстоятельств, работник, получив деньги от кооператива, обязался приобрести строение, при этом стороны скрывали, что договор купли-продажи должен заключаться в интересах кооператива. Внешне такие отношения схожи с притворной сделкой, поскольку в них, как и в притворной сделке, истинный характер волеизъявления был завуалирован. Между тем одного этого условия недостаточно для признания договора по передаче денег недействительным. Поручение заключить сделку от своего имени в интересах другого лица, без обнародования последнего обстоятельства, является условием договора комиссии. То, что кооператив полагал невозможным покупку жилого дома юридическим лицом, не меняло характер возникших правоотношений как договора комиссии. Если закон запрещал юридическим лицам приобретение жилых домов - это в соответствии со ст. 168 ГК РФ влекло недействительность договора комиссии, но не договора купли-продажи. Право собственности на строение в таком случае должно признаваться за приобретателем. Такие последствия вытекают из положений п. 2 ст. 990 ГК РФ и ст. 406 ГК РСФСР, возлагающих на комиссионера обязанности покупателя по договору купли-продажи и исключающих возможность возложения ответственности на продавца за дефекты соглашения комитента и комиссионера.

 В литературе высказана точка зрения, что притворными должны признаваться сделки, в которых стороны заблуждались относительно правового характера правоотношений. По мнению авторов анализируемой идеи, в этом случае надлежит применять правила о прикрываемых сделках. Так, если стороны заключили договор купли-продажи, но оформили его как договор имущественного найма, то договор купли-продажи является прикрываемой сделкой.*(4)

 Предложенная оценка основанием притворности сделки признает неосторожную форму вины ее участников. Между тем подобный подход не согласуется с определением, данным в п. 2 ст. 170 ГК РФ, согласно которому притворная сделка заключается с целью прикрыть другую сделку. Приведенное определение указывает все признаки умысла: осознание участниками сделок противоправного характера своих действий, предвидение возможного результата таких действий, желание его добиться.

 В описанной ситуации стороны заблуждались в квалификации возникших правоотношений, и устранение коллизии внутреннего волеизъявления и его реального воплощения возможно с использованием института толкования договора (п. 2 ст. 431 ГК РФ). Предложенное решение может вызвать возражения, отсылающие к положению п. 1 ст. 431 ГК РФ о толковании договора в соответствии с буквальным значением содержащихся в нем слов и выражений. Однако такой довод нельзя признать бесспорным, поскольку главным условием толкования должно быть выявление действительной воли сторон, на что и указывает п. 2 ст. 431 ГК РФ.

 Квалификация сделки как притворной возможна при наличии умысла у обеих сторон. Если умысел был только у одной стороны, а вторая заблуждалась относительно характера сделки, применение п. 2 ст. 170 ГК РФ становится невозможным. Такую сделку нужно расценивать как сделку, совершенную под влиянием заблуждения в ее природе (ст. 178 ГК РФ).

 В судебной практике встречаются оценки противоположного свойства, когда оформленную сделку, содержание которой не соответствует реальному волеизъявлению сторон, предлагается рассматривать как сделку с заблуждением в предмете соглашения.

 Иллюстрацией такого подхода может служить следующий пример.

 Стороны в письменной форме заключили договор дарения жилого помещения. Впоследствии даритель обратился в суд с иском о признании договора недействительным и возврате жилого помещения, сославшись на то, что одаряемый при совершении договора обязался содержать истца, но обязанность не исполнял.

 Решением районного суда иски были удовлетворены. Договор дарения признан притворной сделкой, прикрывавшей договор пожизненного содержания с иждивением, который из-за ненадлежащего исполнения плательщиком ренты обязанностей был расторгнут с возвращением жилого помещения истцу. По кассационной жалобе ответчика, не отрицавшего осуществления ухода за дарителем, коллегия по гражданским делам областного суда решение отменила. Не согласившись с выводом о притворном характере дарения, коллегия вынесла новое решение, расценив спорные правоотношения как договор дарения, при заключении которого даритель заблуждался в тождестве предмета договора (ст. 178 ГК РФ), и применила реституцию.*(5)

 Правильность подобной оценки вызывает сомнения.

 Для ее анализа необходимо уяснить понятие предмета договора. В ГК РФ его дефиниция отсутствует, нет полного единства по этому вопросу и в научной литературе.

 Одни авторы под предметом гражданско-правового договора подразумевают действия, которые должен совершить должник, и объект, на который эти действия направлены.*(6)

 Другие в этом качестве выделяют юридический объект - действия и материальный объект - вещь или иное благо, на которое направлено поведение.*(7)

 Третьи определяют предмет договора, исходя из характера правоотношений, в одних случаях как материальный объект, в других - как результат действий обязанной стороны.*(8)

 Как видим, при имеющихся разночтениях во всех определениях присутствует ссылка на два признака: материальный объект и действия должника. Подобные взгляды согласуются с нормами ГК РФ, регулирующими отдельные виды обязательств. Например, п. 1 ст. 336 ГК РФ предметом залога называет всякое имущество, а также вещи и имущественные права (требования), ст. 779 ГК РФ - в качестве предмета указывает определенные действия или определенную деятельность.

 Если подходить к договору пожизненного содержания с иждивением и договору дарения с таких позиций, то в первом случае предметом договора надо признать недвижимость, отчуждаемую получателем ренты, а также действия плательщика, для договора же дарения - только передаваемое имущество.

 Очевидно, что различия между названными предметами означают и различие в договорах, а потому, даже согласившись с оценкой характера заблуждения дарителя, необходимо признать, что даритель ошибался не только в предмете, но и в виде договора. Договор дарения - сделка безвозмездная, она не предполагает совершение одаряемым каких бы то ни было действий в пользу дарителя и, следовательно, заблуждаясь в предмете договора дарения, даритель должен был полагать, что он заключает договор пожизненного содержания с иждивением. Такая интерпретация спорных правоотношений возможна, однако она не позволяет разрешить спор по предложенным правилам, поскольку, говоря о качестве предмета, п. 1 ст. 178 ГК РФ имеет в виду те его особенности, которые не обеспечивают ожидавшийся от заключенного договора результат. Дополнительным свидетельством того, что речь необходимо вести о заблуждении в рамках оформленной сделки служит упоминание законодателем только одного элемента сделки.

 Сомнение вызывает и наличие у стороны, оспаривающей сделку, заблуждения. Когда договор совершен в письменной форме, следует исходить из того, что стороны ознакомились с его условиями, а утверждение об обратном должно рассматриваться как осознанное поведение, либо, наконец, как незнание закона, но только не как заблуждение.

 Есть еще одно обстоятельство, которое ставит под сомнение рассматриваемую оценку, - это различие правовых последствий недействительности и расторжения сделки. Недействительность сделки вследствие заблуждения влечет двустороннюю реституцию, что позволяет одаряемому требовать возмещения расходов, понесенных на уход за дарителем. При признании сделки притворной и последующем расторжении договора пожизненного содержания с иждивением такая возможность исключается.

 Оформление одного вида договора вместо другого возможно рассматривать как другое основание недействительности, предусмотренное ст. 178 ГК РФ - заблуждение в природе сделки. Под природой сделки принято понимать совокупность фактических обстоятельств, связанных с совершением сделки, а под заблуждением - неправильную оценку действительных намерений другой стороны сделки.*(9)В этом случае речь должна идти о совокупности юридически значимых свойств той сделки, которую сторона намеревалась заключить.

 Сложность выявления признаков притворной и прикрываемых сделок, понимания их взаимосвязи, неочевидность различий между притворными и некоторыми видами других недействительных сделок, создают определенные трудности в правоприменительной деятельности. Для формирования единой судебной практики было бы целесообразно посвятить недействительным сделкам отдельное постановление Верховного Суда РФ или, в крайнем случае, изучить и обобщить судебную практику.

М.С. Мурашко,